Том 2. Два брата. Василий Иванович - Страница 121

121

— Что ты, что ты! С чего это выдумал?.. — проговорила Марья Степановна, как будто пугаясь мысли оставить Ивана Андреевича одного.

Они еще поговорили и скоро разошлись по своим номерам.

На другой день рано утром Вася уже был в гостинице.

Он слушал сосредоточенно рассказ, веденный Иваном Андреевичем нарочно в шутливом тоне, не подымая глаз на отца.

Когда отец кончил, Вася с любовью взглянул на старика и прошептал:

— Вот видишь ли!..

Эти немногие слова смутили Ивана Андреевича. Он пробовал было пуститься с Васей на хитрости и стал объяснять, что он отчасти сам виноват, что записка была резка, что можно было иначе и т. д.

Вася в ответ на эти слова тихо покачал головой.

— Полно, папа! — серьезно заметил он. — Зачем ты со мной лукавишь? Разве ты мог бы иначе? И разве ты чувствуешь себя виноватым? Точно я не знаю тебя!

Иван Андреевич отвернулся как раз вовремя, иначе Вася заметил бы волнение, охватившее старика при этих восторженных словах. Радостное чувство отцовской гордости смешалось с чувством страха за сына, волной прилило к сердцу — и слеза капнула из глаз старика. Ему хотелось прижать к сердцу милого своего мальчика, и в то же время он боялся обнаружить перед ним свое невольное одобрение. Во всяком случае, он чувствовал себя сбитым с позиции. Что мог бы сказать отец сыну после своей неудачной хитрости?

По счастью, в эту минуту вошла Марья Степановна, обняла сына и позвала пить чай. Самовар уж на столе. После чаю надо укладываться! И то она проспала.

— А тебе, Вася, белье Леночка передаст. Смотри, не растеряй опять! — улыбнулась Марья Степановна. — Да ходи чаще к Коле обедать. Ты, говорят, бог знает какую дрянь ешь. В кухмистерских в ваших и не разберешь, что дают. Я думаю, всякую мерзость. Коля и то в претензии, что ты редко у него бываешь!..

— Некогда, мама! А ем я хорошо — не думайте. Есть студенты, так те и совсем почти голодают, а я слава богу!

— Уж в деревне мы тебя откормим!

— Ты пораньше, Вася, приезжай! — вставил отец.

— После экзаменов приеду. Мне хочется в деревню. Там славно!

После чаю Вася стал усердно помогать укладываться. Ему был поручен отцовский чемодан. Старик похаживал взад и вперед по номеру, посматривая, как Вася хлопотал об укладке. Отец больше не заговаривал с Васей о щекотливых вопросах. Он только несколько раз ласково потрепал Васю по спине и раза два крепко обнял его, заглядывая нежно в глаза, и советовал беречься и не простужаться.

— Того и гляди заболеешь. Видно, Чумаков твой мало тебя ругает! — усмехнулся Иван Андреевич.

— Довольно-таки! А насчет здоровья не беспокойся. Непорожнев осматривал меня и сказал, что ничего особенного нет. В деревне окрепну. Понравился тебе Чумаков, папа?

— Очень.

— И ты ему понравился. Он хороший, Чумаков, честный такой! Я было хотел, папа, просить тебя позволить ему летом в деревню к нам приехать.

— Привози… очень рад буду.

— Ему, видишь ли, хочется поработать, знаешь ли, как простому рабочему… Выучиться…

— Он тоже Микула Селянинович… твой Чумаков? — улыбнулся Вязников.

Он заходил снова по комнате и, смеясь, спросил:

— А где это ты обязанности няньки исполняешь, Вася? Вчера, как я был у тебя, так ваша кухарка рассказывала.

— Знакомые одни живут… Так иногда просят присмотреть… Мы и присматриваем!

— Эх, вы, молодежь, молодежь! — задушевно проговорил старик. — Славные вы ребята, только… только…

Он взглянул и не досказал своей мысли.

В одиннадцатом часу приехали молодые. Пошли, конечно, расспросы, что значит внезапный отъезд. Рассказ отца произвел на Николая сильное впечатление, хотя и не удивил его. Ему было жаль старика. Безвыездно жить в деревне, по его мнению, было очень скверно. Вся эта история казалась ему очень глупой и нелепой. Она ему представлялась более всего именно с этой стороны. По обыкновению, он разразился горячей речью и, увлекаемый собственными словами, разгорячился и не без остроумия осмеял и Каратаева, и губернатора, и дураков гласных. Слова его звучали насмешкой, но в ней проскальзывала нотка, которая неприятно поразила чуткое ухо Васи. Ему показалось, что брат как будто слишком равнодушно, в сущности, относится к поступку отца. Насмешливый, полупрезрительный тон, каким он говорил обо всей этой истории, косвенно скользил и по отцу. В тоне брата Вася инстинктивно чувствовал какой-то нездоровый нехороший скептицизм. Эти нотки Вася слышал не в первый раз, и они его глубоко оскорбляли.

— Надо непременно как-нибудь рассказать это в печати, — сказал Николай.

Иван Андреевич улыбнулся.

— Уж ты и увлекся! Пойдем-ка, брат, позавтракаем!

Николаю было даже несколько досадно, что отец, по-видимому, так спокойно отнесся к истории и что все это произошло так просто. Воображение его уж быстро нарисовало ему тот же подвиг, но при блестящей обстановке, с помпой. Тогда было бы лучше, а то теперь никто и не узнает, какой у него славный отец!

«Идеалист, однако, отец! Кажется, понимает бесплодность своих записок, а все еще пишет!» — пронеслось у него в голове, но он почему-то не решился высказать этой мысли…

Но, прощаясь на вокзале, Николай все-таки сказал отцу, отводя его в сторону:

— Ты, папа, голубчик, будь осторожнее. Из-за пустяков не стоит ведь рисковать. Не правда ли?

Старика что-то кольнуло. Но он ни слова не ответил, тем более что пробил второй звонок, и кондуктор просил скорее садиться в вагон. Вася снова обнял отца, и старик на ходу успел шепнуть ему еще раз:

121