Том 2. Два брата. Василий Иванович - Страница 90

— Какие уроки?

— Ах, ты и не знаешь.

И она рассказала, как по рекомендации доктора Александра Михайловича она получила урок.

— Зачем тебе уроки, Лена? Слава богу, и без уроков твоих проживем! А то тебе на Васильевский остров ходить! Я тебя не пущу! Да и знаешь ли, не надо и от отца тебе брать. Я надеюсь, мы без всякой помощи будем жить. На адвокатуру я не рассчитываю. Ты знаешь, я с большим разбором буду брать дела. Не стану же я вроде Присухина или какого-нибудь подобного барина. Но все-таки кое-что заработаю. И, наконец, статьи. О, ты не беспокойся, Лена.

— О, я уверена, что ты, Коля, можешь много заработать, я не сомневаюсь в этом, но мне было бы тяжело видеть тебя за работой, которая отнимет время от твоих серьезных занятий. Мне все будет казаться, что я виновата…

— Ты-то чем виновата?

— Да тем, что люблю тебя! — улыбнулась счастливой улыбкой Леночка. — Нет, без шуток, тебе и так пришлось вот взять на себя какие-то вырезки ради денег… Разве это твоя работа?! Нет, нет, голубчик Коля, тебе надо думать о твоих серьезных работах, заниматься, читать и как можно меньше заботиться о грошах, чтобы не утомляться бесплодно. Если ты будешь доставать сто рублей — ведь это не трудно? — то этих денег на первое время нам за глаза, вместе с теми, которые я получаю из дому и получу за уроки. Ты не хочешь, чтобы я получала от отца?.. Если ты не хочешь, я откажусь, Коля, но отчего ж мне не брать от отца?.. Он… он все же отец и, право, Коля, добрый, очень добрый… Или тебе кажется…

Леночка сконфузилась и остановилась, вопросительно взглядывая на Николая.

— Нет, Леночка, ничего мне не кажется… Я так сказал… быть может, твоего отца стесняет эта помощь!.. А если не стесняет, это твое дело, и я, конечно, ничего не имею против того, будешь ли ты получать твои двадцать пять рублей, или не будешь… Но к чему уроки? Из-за тридцати пяти рублей шагать на Васильевский остров, и еще каждый день!..

— Так что ж?.. Мне это даже полезно… моцион! А с лекциями я справлюсь: буду часом или двумя раньше вставать…

— И все это для того, чтобы облегчить меня?.. Ах ты, Леночка! — проговорил, улыбаясь, Николай, целуя ее раскрасневшиеся щеки. — Ну, допустим даже, что моцион этот тебе полезен, — хотя я этого и не нахожу, — допустим. Как же это мы ухитримся прожить на сто шестьдесят рублей в Петербурге, где все так дорого?.. Ты не забудь, что твой муж не похож на блаженного Васю, который дал себе обет отшельничества, и не привык к первобытной жизни, которую ведет твой поклонник Григорий Николаевич.

— Коля! Зачем ты над ним смеешься? — тихо упрекнула Леночка.

— А ты по-прежнему его заступница?

— Мне просто жаль его! — тихо промолвила Леночка.

— Ты тоже прими, Леночка, в соображение, что нам нужны книги, нужны время от времени развлечения, необходимо видеть людей — нельзя же без людей! — и затем расскажи, как это мы на сто шестьдесят рублей будем по-человечески жить? Прикинь-ка наш бюджет.

— Да что ты, Коля! — воскликнула Леночка. — Сто шестьдесят рублей! Разве это мало?.. Да на эти деньги мы будем жить роскошно… прелесть, как будем жить, и еще можем откладывать…

— И откладывать?! Рассказывай, рассказывай, Лена, а я буду слушать, какой рай ты обещаешь на сто шестьдесят рублей…

— Во-первых, мы найдем маленькую квартирку в три комнаты: одна будет побольше, а две маленькие, с кухней, за тридцать рублей… разумеется, во дворе, где-нибудь здесь вблизи, у Таврического сада…

— И с такой лестницей, что надо подыматься, заткнувши нос?.. И, разумеется, у небес?..

— Зачем же уж ты сейчас, Коля, преувеличиваешь? Можно найти и чистую лестницу… Я поищу!

— Я только против идиллии, Леночка. Хорошо, квартиру нашли и даже лестницу не пахучую. Дальше?

— Да ты… уж скептически относишься?

— Да нет же, нет, Лена… Право, нет! Я лишь сделал маленькую поправку… И не на таких лестницах я жил студентом…

— Так не перебивай. После, когда я кончу, ты можешь делать поправки! — улыбнулась Леночка и продолжала: — Самая большая и лучшая комната будет твоим кабинетом. Не махай головой!.. Конечно, твоя комната должна быть лучшей. Другие две — приемная и столовая, и наша спальня. Не бойся, тесно не будет, — будет хорошо и уютно. Я сама буду заботиться. Ты знаешь, я люблю, чтобы было чисто. Мебель у нас будет, разумеется, самая простая, — к чему роскошь? Не правда ли? Ведь тебе все равно, лишь было бы опрятно? Кабинет, и чудный кабинет, у тебя есть, остается купить немного мебели для гостиной и спальни. Такую квартиру можно нанять за тридцать пять рублей. На стол… ну, на стол положим, рассчитывая, что ты немножко избалован, тридцать рублей, по рублю в день. Чай и сахар, кухарка, остальные расходы… Ты не забудь, что я сама буду за всем смотреть. Пожалуй, мое хозяйство, над которым ты смеялся в деревне, и пригодится… На все остальные расходы положим двадцать пять рублей.

Леночка вся оживилась, вычисляя примерный бюджет, в котором ухитрилась даже отложить на личные расходы Николая пятьдесят рублей. «Тебе ведь довольно будет?» — и затем продолжала рассчитывать подробности бюджета.

А Николай с улыбкой слушал, с какой любовью и с каким практическим смыслом она рисовала подробности их будущей жизни, на первом плане которой были, конечно, заботы о его комфорте, о его удобствах. Он слушал, и скромный бюджет казался ему очень уж скромным. Эта жизнь, которую так восторженно рисовала Леночка, казалась ему несколько «мещанской». И в то же время, когда Леночка, увлекаясь, расписывала, как он в своем кабинете создаст замечательные вещи (о, она ни за что не будет мешать ему! — опять повторила она) и как по вечерам они будут вместе читать или пойдут в театр, наверх, разумеется, — в его голове пробегали далеко не очень приятные мысли о жизни при таких скромных средствах.