Том 2. Два брата. Василий Иванович - Страница 107

К оглавлению

107

Он высунулся из окна кареты и приказал кучеру остановиться у подъезда редакции.

— Вы решительно не хотите!..

— Не могу!.. Прощайте, Нина Сергеевна! — проговорил он с особенным чувством, когда карета подъезжала к крыльцу.

Нина удивленно взглянула на него.

— Вы прощаетесь будто навек.

— Кто знает!

— Умирать собираетесь?

— Пока собираюсь отыскать секунданта, — смеясь, проговорил Николай.

— Вы завтра деретесь на дуэли! — воскликнула она с таким сердечным участием в голосе, что Николай был тронут. — И не сказали раньше ни слова? — продолжала она, придерживая руку Николая в своей руке. — А еще мы считаемся друзьями!.. С кем? Из-за чего? Страничка любви, ревности?..

— По правде сказать, я и сам не знаю из-за чего!

— И все-таки делаете эту глупость? Разве нельзя объясниться?..

— Не всегда захочешь объясняться, Нина Сергеевна! — проговорил Николай, вспыхивая.

— О, какой же вы самолюбивый!

Нина остановила на Николае пристальный, ласковый взгляд. Ей было жаль этого красивого, славного Николая. Жить бы ему только, и вдруг глупый случай! Странная улыбка вдруг скользнула в ее глазах.

— Вы свободны вечером? — спросила она.

— А что?

— Проведем вечер вместе! Хотите?

Николай взглянул на Нину.

«В самом деле, отчего ж ему не провести вечер у Нины Сергеевны?»

— С удовольствием! — ответил он.

— Все веселей будет, чем скучать одному и думать о завтрашнем дне! Вы мне расскажите о вашей дуэли, — о, я уверена, что все кончится благополучно! — а я, если хотите, расскажу вам историю одной скучающей женщины… Будете?

— Это так интересно, что непременно буду.

— Так до вечера? — сказал она, пожимая его руку.

— До вечера! — ответил Николай и захлопнул дверцы кареты. — Я вам и записку привезу.

Нина дружески кивнула головой, и карета тронулась.

— Странная женщина! — промолвил Николай, поднимаясь по лестнице.

В редакции он не нашел приятеля, написал ему записку и поехал домой, рассчитывая теперь же написать письма и список своих долгов, чтобы быть вечером свободным и провести его у Нины Сергеевны. «То-то удивится она, когда я объявлю ей о своей женитьбе!..» Во всяком случае, он проведет интересный вечер.

«Может быть, последний в жизни!» — мелькнуло в голове, и снова беспокойные, мрачные мысли овладели нашим молодым человеком, когда он остался один.

Когда он приехал домой и увидал записку Лаврентьева, сердце его радостно забилось. Надежда закрадывалась в его душу. Лаврентьев, быть может, узнал о свадьбе, был у Леночки или у Васи, кто-нибудь из них ему сказал, и… он придет объясниться. О, как бы ему хотелось, чтобы это было так! Да, разумеется, будет так. Зачем же Лаврентьев опять заходил? Он ведь, в сущности, не такой же идиот, этот Отелло!..

В беспокойстве, переходя от уныния к надежде, ждал теперь Николай Григория Николаевича.

Опять резкий звонок колокольчика. Опять Николай вздрогнул, и сердце его замерло в страхе от ожидания. Он старался овладеть собой и скрыть волнение перед «диким человеком».

«Дикий человек» вошел, как утром, не постучавшись в двери. Николай старался по лицу Григория Николаевича узнать решение, но на лице Лаврентьева он ничего не прочел. Николай сделал несколько шагов навстречу, поклонился и, сам не зная к чему, проговорил:

— Секундант мой еще не был у господина Непорожнева. Я жду его каждую минуту…

— Не надо секундантов! Я пришел повиниться перед вами, Николай Иваныч! Я давеча погорячился, набрехал черт знает чего… ну да… А вы не захотели успокоить человека… Теперь примите мою повинную! — проговорил Лаврентьев угрюмо, с некоторым усилием.

Николай тотчас же весело протянул руку. Лаврентьев не совсем охотно подал свою, но Николай под впечатлением радостного чувства не заметил этого.

— Я охотно готов забыть. Мне было очень обидно, Григорий Николаевич, что вы могли поверить слухам. Конечно, я, может быть, совершенно невинно мог причинить вам боль…

— Не станем больше об этом говорить! — перебил Лаврентьев. — Я сам понимаю свою дурость.

Он на минуту остановился, взглянул на Николая и проговорил прерывающимся голосом:

— Я узнал все. Желаю вам… Берегите Елену Ивановну, Николай Иванович! Она очень хорошая… Прощайте.

Николай вышел проводить Лаврентьева в переднюю. Григорий Николаевич надел своего волка, взял в руки чемодан и кивнул головой.

— Вы сейчас уезжаете? — осведомился Николай.

— Прямо на чугунку. Прошу передать мое почтение Елене Ивановне!

Через час Жучок проводил своего друга. Лаврентьев прикидывался спокойным и даже сделал несколько одобрительных замечаний насчет Вязникова. Тем не менее, когда поезд тихо двинулся, доктор в раздумье покачал головой и прошептал:

— Неизлечимая болезнь! Редкий случай привязанности!

XIV

Как легко, весело стало нашему молодому человеку, когда Лаврентьев ушел! Тяжелый кошмар прошел, мысли его просветлели; он испытывал радость жизни, ему хотелось веселиться, как ребенку. Завтра он встанет когда захочет. Завтра… ничего не будет завтра ужасного. Не надо будет подставлять под дуло грудь. В то же время он не без приятного чувства к себе самому думал, что поступил как порядочный человек. Он не трусил (о, он и на барьере бы не струсил!) и в то же время искренно протянул руку, когда Лаврентьев извинился. «В самом деле, бедняге, должно быть, тяжело. Он так любит Леночку, и что у него останется, кроме личного счастья?» — не без снисхождения подумал Николай.

107