Николай, против ожидания, не застал дома приятеля, которого хотел звать в секунданты. Он с утра ушел и обещал быть дома не ранее шести часов вечера. Николай оставил ему записку, в которой просил непременно, по очень важному делу, заехать к нему, а сам направился в редакцию, где работал приятель, в надежде застать его там около часу.
Погода, как нарочно, была превосходная. Стоял славный, яркий, морозный день… Николай доехал до Поцелуева моста и пошел пешком… Опять грустные мысли проносились в его голове… Опять тоскливо сжималось сердце у молодого человека… Как нарочно, навстречу ему попались похороны. Он даже полюбопытствовал узнать, кого хоронят. Оказалось, что хоронят какого-то молодого человека. «И его, может быть, так же повезут!..» А кругом кипела жизнь… улицы оживлялись… Николай теперь с особенным интересом заглядывал в лица проходивших. Они сегодня казались ему особенно добрыми, хорошими…
— Николай Иванович! — почти в упор раздался чей-то звонкий, приятный, знакомый голос.
Он повернул голову. Из подъезда дома министра внутренних дел проходила к карете Нина Сергеевна.
— Вы точно влюблены или получили неприятное известие, — сказала она, протягивая из-под белого пушистого меха бархатной накидки мягкую, теплую руку, оголенную почти до локтя. — В какие страны?
— На Литейную.
— Нам по дороге. Садитесь, я вас подвезу!
Николай согласился и сел вслед за нею в маленькую карету. Встреча с этой красивой, изящной женщиной обрадовала его… Он уже снова приободрился.
— Что с вами? Вы в самом деле как-то печально шли, — с участием продолжала она, обдавая его мягким, нежным взглядом. — Какое у вас горе?
— Никакого… так задумался.
— Не весело же вы задумались!
Она продолжала болтать; попеняла, что Николай не заходит, сказала, что непременно придет послушать, как он будет в суде сражаться с Присухиным. Присухин ей говорил.
Николай взглядывал на эту блестящую красавицу, и ему было необыкновенно приятно… Хотелось побыть с ней подольше, поговорить, узнать наконец, что это за женщина… А Нина Сергеевна, как нарочно, глядела на него так ласково. «Ведь, может быть… он никогда ее не увидит. Она и не знает, что он завтра дерется».
— Знаете ли, Николай Иванович, с вами весело встречаться! А вы вот как будто не хотите? Отчего?
— Некогда было, Нина Сергеевна…
— Все это вздор… Когда захочешь кого видеть, всегда найдешь время.
— Да и к чему?.. — прибавил тихо Николай.
— К чему? — усмехнулась Нина.
— Пожалуй… того и гляди опять, как тогда в деревне… — улыбнулся Вязников.
— О, какой вы самолюбивый… До сих пор помните… Ну, что ж? Положим, даже и влюбитесь…
— А потом?
— А потом найдете, что это было глупо! — рассмеялась Нина.
— Вы все смеетесь!
— Делать-то мне больше нечего!..
— Странная вы, Нина Сергеевна! В деревне вы были не та…
— Будто? Ах, да… вы помните… тогда вы говорили, что я любила какого-то рыцаря? — насмешливо протянула она.
— А разве нет?.. Ответьте-ка серьезно.
— Положим. Вы угадали.
— А теперь?
— Теперь? Ну, так и быть, скажу. Теперь — нет!..
— И хандрите?
— И хандрю.
— И даже от скуки делами занимаетесь?.. К министру ездите?..
— Хочу основать новый дамский кружок… Хлопотала об уставе. Хотите в секретари?
— Вы это как — серьезно или опять шутите?
— А вы как думаете? Недостает еще, чтобы Присухина в вице-президенты. Нет, нет… я еще до этого не дошла. Подождите; как старухой сделаюсь, тогда разве… Я по другому делу была. Кстати: помогите мне. Напишите мне прошение. Видите ли, одна мать просила меня похлопотать за своего сына… Неспокойная натура… Искал бурь и нашел тихую пристань.
— В доме предварительного заключения?..
— Кажется!.. Не знаю, впрочем, где именно!.. Так я обещала похлопотать, чтоб его пока выпустили на поруки. Вот и езжу к великим мира сего.
— И успешно?
— Надеюсь… — улыбнулась Нина Сергеевна. — А вы помогите мне написать докладную записку…
— Как фамилия этого неспокойного?
— Фамилия? (Нина Сергеевна остановилась.) Да вы фамилии не проставляйте. Сама перепишу прошение и тогда… я забыла фамилию…
«О, неправда. Ты помнишь!» — подумал Николай.
— Так вы напишете? Чем скорей, тем лучше… Если можно, завтра к двенадцати часам приходите ко мне.
«Завтра! — вспомнил вдруг Николай. — Завтра!»
— Хорошо, Нина Сергеевна. Я приду завтра, если…
— Без «если». Непременно. Я не люблю этих «если»!.. Да или нет? Я люблю решительные ответы на всякие вопросы, — загадочно произнесла Нина Сергеевна.
— На всякие? — поддразнил Николай.
Он испытывал какое-то раздражающее удовольствие от этой беседы, полной прелести намеков, недосказанных слов, полупризнаний. Эта загадочная Нина Сергеевна была такая изящная, ослепительно красивая, благоухающая… Ему припомнились неясные рассказы об ее замужестве, о гибели какого-то юноши… Наконец сцена в саду с Прокофьевым, ее внезапный отъезд — все это придавало ей какую-то заманчивую прелесть.
— А если вам не ответят?
— Тогда я рассержусь! — проговорила Нина.
— И очень?
— Хотите испытать? — улыбнулась Нина, и в ее темных глазах блеснула искорка.
— Я не боюсь, но только… Однако ж мне пора… Вот и Литейная…
— Подождите. Куда спешить? Проедем еще… Проводите меня, мне недалеко… Надо заехать еще к одному сильному мира…
— И все по просьбе бедной старушки?.. Я бы с удовольствием вас проводил, но мне нельзя… ей-богу… Необходимо увидать одного приятеля.