Том 2. Два брата. Василий Иванович - Страница 57

— Славно! — одобрительно воскликнул какой-то черненький мальчуган.

— Ого?! Он умеет хлестаться! — раздались голоса.

— Посмотрим! — раздался чей-то самоуверенный голос, и с этими словами белобрысый мальчик выступил из толпы и, подойдя к Лаврентьеву, произнес вызывающим тоном:

— Давай, новичок, хлестаться!

— Что значит хлестаться? — изумленно спросил Гриша.

Веселый хохот толпы маленьких мальчишек раздался в ответ на вопрос Гриши.

— Он не знает, что значит хлестаться?! — раздались насмешливые восклицания со всех сторон.

— А вот пойдемте в умывалку! — с серьезным видом произнес белобрысый кадет. — Я покажу тебе, что значит хлестаться!

— Пойдем! — произнес Гриша.

С этим словом он храбро пошел, окруженный толпой, в умывальную комнату, не совсем ясно понимая в чем дело, но предчувствуя что-то серьезное.

— Господа! На часы! — крикнул кто-то.

— Ладно. Не прозеваем.

Двое мальчуганов стали у дверей сторожить дежурного офицера. Остальные мальчишки сомкнули круг, в котором очутились друг против друга оба противника с серьезностью, достойной предстоящего дела, и приготовились следить за ходом битвы.

— Шмаков его отхлещет! — замечали тихо в толпе.

— Он проучит смоленского медведя.

Несколько секунд оба противника стояли друг против друга в ожидании. Гриша, казалось, не хорошо понимал, что будет дальше, как вдруг, не говоря ни слова, белобрысый кадет со всего размаха хватил Гришу по уху и стал быстро наносить удары. Гриша первое мгновение ошалел и отступил было, но затем яростно бросился на противника и, в свою очередь, не ударил лицом в грязь. Удары сыпались за ударами. Двое мальчуганов то сходились, то расходились, как два разъяренные петуха. Первое время казалось, что победа будет на стороне белобрысого кадетика. Ловкий, увертливый, словно угорь, он дал подножку, так что Гриша, коренастый и неуклюжий, чуть было не свалился, но все-таки продолжал напирать с упорством раздраженного медвежонка.

— Признавайся, что тебя отхлестали! — крикнул кто-то. — Куда тебе со Шмаковым! Проси пощады!

— Еще подожди, братцы! — заметил черномазый мальчуган, который раньше одобрил Гришу. — Новичок молодцом хлещется! Еще неизвестно!..

Гриша не слышал ничего. Он храбро наносил удары и наконец успел обхватить своего противника. Тот пробовал вырваться, но крепкие объятия все более и более сдавливали его, и он опустился наземь. Гриша стоял над поверженным врагом, крепко надавливая ему грудь, и, весь красный, взъерошенный, только пыхтел и отдувался, но не бил уже более своего врага.

— Шмаков отхлестан! — раздались голоса. — Проси пощады!

— Молодец новичок!.. Он честно хлестался!

— Пусти! — прошептал наконец поверженный противник.

Гриша тотчас же отпустил противника. Тогда сконфуженный мальчуган произнес, обращаясь к Грише:

— Ты хорошо хлещешься, но, не повали ты меня, я бы тебе задал!

Все присутствующие единогласно признали, что новичок отлично хлестался, вообще держал себя молодцом и, как следует молодцу, ни разу не ударил в живот и показал великодушие, не воспользовавшись случаем совсем «расхлестать» Шмакова, когда Шмаков лежал на полу. Не без уважения теперь подходили к Грише мальчуганы, недавно дразнившие его, и знакомились с ним, подавая руки.

— Теперь хорошенько вымойся да причешись! — советовали ему со всех сторон.

— Да подбели синяки мелом. Умеешь ты белить синяки? — спрашивал его черненький, быстроглазый, веселый, маленький мальчуган, которого все звали «Жучком». — Не умеешь? Эй, господа, принесите кто-нибудь мелу, я ему подбелю, он сам не умеет! Да смотри, Лаврентьев, — ласково прибавил тихим голосом Жучок, — если Селедка спросит, с кем ты хлестался, — не говори.

— Какая селедка?

— Селедки не знаешь? Разве не видал ротного командира? Такой длинный, высокий, с седыми баками. Мы его «Селедкой» зовем… Он не любит, когда с новичками дерутся. Да и никому не говори, а то Шмакову достанется.

— Я не фискал! — произнес Гриша, утираясь носовым платком, обязательно предложенным Жучком. — Я никому не скажу.

— Да ты, как видно, молодец! Хочешь, будем дружны? — воскликнул Жучок.

— Будем дружны! — отвечал Гриша, которому очень понравился этот черномазый Жучок.

— И будем делиться?

— Будем.

— Так пойдем же сейчас, я тебе полбулки вчерашней дам. Ты ел когда-нибудь вчерашнюю булку? Нет?.. Сейчас увидишь, как это вкусно.

Гриша выходил из умывалки в другом настроении. Все эти стриженые мальчики в курточках с белыми погонами, казавшиеся ему за полчаса такими гадкими и злыми, теперь казались ему уже не такими, а Жучок сразу даже очень ему понравился. Теперь Гришу уж не дразнили, а, напротив, дружелюбно расспрашивали: откуда он приехал, часто ли прежде хлестался, кто его отец, к кому он будет ходить «за корпус» и т. п., так что Гриша едва успевал отвечать на вопросы. Жучок между тем повел своего нового друга в коридор, вытащил из кармана теплую булку и, отдавая половину, сказал:

— Ешь!.. Не правда ли, хороша? Она целое утро в печке была. Повернись-ка на свет… Ничего незаметно. Ты только не попадайся на глаза Селедке. А ты, Лаврентьев, славно хлестался. Только зачем ты морочил, будто не знаешь, что значит хлестаться?

— Я не знал.

Вместо ответа Жучок плутовски подмигнул черным бойким глазом, словно бы говоря: «Ладно, меня не проведешь!» — и, хлопнув приятеля по спине, продолжал:

— Поделом Шмакову. Он задира!.. Только тебе, пожалуй, еще придется хлестаться с Кобчиком!