Окончив сдачу, мичман спросил:
— Вахты как теперь на якоре будут? Суточные?
— Да. Старший офицер разрешил…
— Так я на целый день дерну на берег!.. Счастливо оставаться! — проговорил мичман весело и пошел в кают-компанию пить чай.
К капитану, стоявшему на другой стороне мостика, подходили между том офицеры, заведующие отдельными частями, с обычными ежедневными рапортами о благополучии вверенных им частей. Капитан выслушивал, приложив руку к козырьку, по очереди короткие рапорты артиллериста, штурмана, доктора и старшего офицера, обменивался с ними рукопожатиями, и рапортующие уходили.
Когда Василий Иванович окончил свой краткий рапорт, капитан сказал:
— Сегодня утром придется ехать с официальными визитами, но к вечеру я рассчитываю быть на клипере, Василий Иванович. И завтра целый день останусь, — подчеркнул он. — Значит, вам ничто не мешает ехать на берег, Василий Иванович…
— Успею еще… Пожалуйста, из-за меня не стесняйтесь, Павел Николаевич!.. Я, вы знаете, небольшой охотник съезжать… Так разве, немножко прогуляться, что ли! — прибавил Василий Иванович, краснея…
Между капитаном и старшим офицером нередко происходили сцены, где один старался превзойти деликатностью другого. Бывали эти сцены по случаю съездов на берег. Оба они одновременно почти никогда не оставляли клипера, кто-нибудь из них да оставался. Таков был заведенный морской порядок. Капитану, по его положению, разумеется, чаще приходилось съезжать: делать официальные визиты, принимать приглашения на обеды и пр.; он всегда старался, чтобы и Василию Ивановичу было время съездить на берег. Василий Иванович, с своей стороны, отказывался, говоря, что ему и не хочется и работы есть на клипере… Так отговаривался он и теперь.
— Уж вы и так заработались, Василий Иванович. Надо и вздохнуть… Посмотрите, как хорошо не берегу… И за город стоит проехаться… Консул вчера говорил, что там прелестные апельсинные рощи и славные виды…
— Да, хорошо-с! — проговорил Василий Иванович, взглядывая на берег… — Хорошо-с! Я, если позволите, вечерком съезжу-с…
— И завтра поезжайте, Василий Иванович…
— Завтра я думал начать такелаж тянуть.
— Нет, нет, Василий Иванович, подождем лучше… Дайте и людям отдохнуть… Уж я бы вас просил дня три никаких работ не делать и учения можно пропустить…
— Слушаю-с!
— Да команду можно бы уволить на берег… Пусть прогуляются…
— Я думал — после работ, как такелаж вытянем…
Капитан улыбнулся.
— Вытянем и такелаж, не беспокойтесь… Ведь в два дня кончим?
— Кончим.
— Ну, значит, можно команду отпустить два раза на берег… Перед работой и после… Согласны?
— Слушаю-с… Вот фор-марса-рея тоже чуть-чуть подалась… Надо бы в запас новую…
— Разве не выдержит?
— Выдержит, но только есть трещинка… правда, пустяшная…
— Так подождем, Василий Иванович…
— А краситься не будем, Павел Николаевич?
— Эка вы какой, Василий Иванович!.. И так, кажется, благодаря вам, клипер — игрушка!..
Обыкновенно капитан сдерживал Василия Ивановича, когда старший офицер, преследуя свой идеал порядка и чистоты, чересчур увлекался и утомлял людей. Капитан умел всегда убедить Василия Ивановича, не прибегая к приказаниям. Некоторое несогласие между ними во взглядах на чистоту и порядок не портило их отношений. Недаром Василий Иванович был вышколен в морской дисциплине и вдобавок был искренне расположен к капитану.
— Прикажите, пожалуйста, к девяти часам приготовить вельбот! — обратился капитан к вахтенному офицеру.
— Есть! — ответил офицер.
— Я постараюсь пораньше вернуться, Василий Иванович, да не забудьте, что и завтра я дома! — еще раз повторил, улыбаясь, капитан и ушел к себе в каюту.
Все офицеры давно ушли вниз собираться на берег, а Василий Иванович все еще не спускался. Ему еще надо взглянуть на клипер снаружи и с боцманом править реи, и он приказал подать «четверку» к борту.
— На четверку! — раздалась команда.
— На четверку! — повторил боцман.
А между тем Антонов, вестовой Василия Ивановича, уже несколько раз выглядывал из входного люка, показывая свою коротко остриженную белобрысую голову и не решаясь доложить Василию Ивановичу, что пора ему пить чай. За хлопотами сегодняшнего утра Василий Иванович, казалось, и забыл, что еще не выпил своих обычных двух стаканов и не выкурил после них толстой, объемистой папиросы, и Антонов решил напомнить об этом своему барину.
— Тебе что? — заметил, наконец, Василий Иванович высунувшуюся голову и беспокойные взгляды своего Лепорелло.
— Чай, ваше благородие, готов…
Василий Иванович махнул головой, и белобрысая голова Антонова скрылась.
— Шлюпка готова, Василий Иванович! — доложил вахтенный офицер.
Василий Иванович отвалил от борта и объехал кругом, оглядывая клипер, стоя в шлюпке. Боцман Щукин то и дело перебегал с места на место, следя с клипера за старшим офицером.
Через пять минут Василий Иванович уже был на палубе и говорил Щукину:
— Фор-брам-штаг чуть-чуть ослаб… Вытянуть!
— Есть, ваше благородие…
— Да погиби, знаешь ли, нет настоящей у фор-брам-стеньги… Надо подать чуточку…
— Слушаю-с…
— Больше ничего, кажется… Работ сегодня никаких… Пусть команда отдыхает, а завтра повахтенно на берег.
— Есть! — еще громче и веселее отвечает боцман, оживляясь при мысли об удовольствии напиться на берегу, по обыкновению до бесчувствия.
— Да ты, Щукин, знаешь ли, повоздержись! — конфиденциально замечает Василий Иванович, хорошо знавший слабость старого служаки. — Боцман, а как съедешь на берег, напиваешься хуже стельки!..